Желтое лессовое плоскогорье лежало в девственной тишине, сохраняя чистоту и надежду в своем тысячелетнем одиночестве.

Долгие годы войны, пороховой дым, не раз застилавший эти просторы, так и не смогли изменить спокойный облик этой древней мистической земли. Все, что было вдали и поблизости, было погружено в тишину, похожую на тишину смерти.

Вчерашний дождик прочистил весь небосклон, и небо засияло в своей лазури. Тропки, идущие по холмам, утонули в грязи и стали непроходимыми. Вереница телег медленно ползла по узкой дорожке среди гор и ущелий. На телегах сидели дети, одетые в форму 8-й армии[1]. Из-под колес веером разлетались брызги жидкой грязи, налипавшей на тоненькие фигурки сидевших на телегах.

Уже много дней подряд наш странный отряд продвигался по глубинам лессового плоскогорья. Сквозь подошвы тапочек мы вбирали в себя дух, исходящий от желтой земли, и постепенно наши детские тела проникались ее особым биоритмом. Мы начали привыкать ко всему, что встречалось нам по пути. Все, что вставало перед глазами, казалось прекрасным и удивительным. Толстый лессовый слой, покрывавший склоны холмов, начал представляться нам наслоением тысячелетней культуры народов, населявших эту землю, казался выразительным и полным жизни. Округлые вершины гор с пастбищами, на которых виднелись стада коров и овец, террасированные поля, нисходившие лестницами по склонам, аккуратные ряды жилых пещер... Все демонстрировало нам, пришельцам, длинную историю цивилизации и самобытную культуру бассейна Желтой реки (Хуанхэ).

Омытое дождем, над нами простиралось чистое небо, и в его зените блистало осеннее солнце.

Вдруг низкий мужской голос прорезал утреннюю тишину, звук доносился откуда-то из-за гряды холмов:

Ай да, красное солнце!

Ай да, синее небо!

Ай да, белые зубки сестрицы моей!

Что ж стоишь ты у дороги?

Что ж ты слезы горькие льешь?

А в ответ прозвучал женский голос:

Брат, ты, братец мой!

Скоро ль война закончится?

Скоро ль ты вернешься с победой

И отведешь меня в дом свой?

«Вы прежде слышали эту песню? Поняли, о чем она? Прямо за душу хватает!» Телеги тут же остановились, колеса прекратили свою заунывную песнь. Дети, сидевшие на телегах, приподняв запыленные личики, начали прислушиваться к шэньбэйскому[2] мотиву, принесенному ветром с той стороны гор.

Девочка, выкрикнувшая первые слова восторга, вдруг стала вторить мотиву: «Ай да, красное солнце! Ай да, синее небо! Скоро ли отведешь меня в свой дом?»

Наш «солдатский коллектив» дружно рассмеялся. Пусть от смеха трескались пересохшие губы — мы не обращали на это внимания. Само собой, красные капельки крови первыми выступили на губах у певицы, но это не испортило ей настроения. Шутки и смех разогнали общую усталость.

Кто же была певица? Это была я, сычуаньская[3] девчонка, смешливая и не знающая уныния!

Мне 14 лет – моя первая встреча с отцом. Я помню слезы в своих глазах

На мне была серая солдатская форма, болтавшаяся на фигуре, и повязка с красным крестом на рукаве. Но не надо думать, что я была настоящей фронтовой медсестрой, не раз спасавшей жизнь бойцам. Эту форму я надела, наспех научившись перевязывать раны, но это был как бы знак нашего особого отряда, талисман, гарантировавший благополучное прибытие в Яньань.

Среди десятка человек в нашем отряде было только несколько взрослых, направлявшихся на работу в Яньань, а остальные – такие же, как и я, подростки, также найденные Чжоу Эньлаем по подпольным партийным каналам, -- дети революционеров, давно утерявшие связь с родителями. Нас сближала общая судьба. Мы помогали и заботились друг о друге, стали революционными товарищами, как и наши родители, в общей беде и трудностях. Со мной была моя кузина Хэ Гаоцзе, которой только что исполнилось тринадцать. Моя тетя-подпольщица, работавшая в Чэнду1, боялась, что ухудшение отношений между КПК и Гоминьданом приведет ее к провалу. Опасаясь за судьбу дочери, она послала ее вместе со мной в Яньань.

Мы покинули тыловую провинцию Сычуань в октябре 1940 года. Путь лежал на север. Нас ожидала партийная столица – Яньань, где мы должны были встретиться с родными. Отъезд организовывало Представительство 8-й армии в Чунцине. Нам предстояло проехать немало городов, занятых Гоминьданом, перейти несколько блокадных линий. И мы, конечно, не смогли бы пройти через эти препятствия без официального статуса. Целенаправленное продвижение на север группы подростков четырнадцати-пятнадцати лет легко могло навести на себя подозрения японцев и гоминьдановцев. Поэтому по указанию Чжоу Эньлая Представительство 8-й армии в Чунцине выдало нам свидетельства об окончании курсов медсестер, а также направление на фронт от Военного комитета Гоминьдана. К нам приставили сопровождающего. С такими вот документами наш «отряд медсестер» благополучно добрался до Уханя, затем до Сианя, а дальше нами стали заниматься представители 8-й армии в Сиане, которые посадили нас на грузовик. Так мы доехали до Шэньбэя, где пересели на телеги, а особо опасные участки пришлось проходить пешком. Таким образом в нелегком пути прошел целый месяц, и только в конце декабря 1940 года мы добрались к подножию заветной пагоды Яньани.

Яньань приближалась с каждым днем.